А теперь запомните свое состояние, как вы сейчас себя чувствуете. С одной тройкой найдите себе какую-нибудь другую тройку, образуйте и поговорите. Садитесь. Может быть, что-то новое откроем. Я — Володя. Обратите внимание, меняете ли вы состояние. Андрей. Я — Райан. Мне нравится. Не понимаю, что ненавижу, почему мне не нравится. Почему? Возвращайтесь. Люди, замолкните и прислушайтесь к своему телу, к состоянию, как вам было в тройке. Запомните свое состояние, как вы себя сейчас чувствуете. С одной тройкой найдите другую тройку, поговорите и возвращайтесь. Почему никто не подошел к человеку? А он вчера кому-то подошел. Ну что, хорош, возвращайтесь. Все, возвращайтесь.
Вы сейчас вернулись. Изменилось ваше состояние? Кому-то стало спокойнее, наконец-то; кому-то тревожнее. В маленькой группе кому-то было тревожно, в большой стало спокойно. А у кого-то наоборот. Интересно, да? Мы разные. Было ли у вас внезапное открытие: увидели человека и поняли, что долго сидели с ним за одним столом. Это оригинальные высказывания, и мы как раз сейчас поизучаем, что происходит. Можно, в наших терминах, назвать это дефектной разрядкой — можно разрядиться, снять напряжение, вернее, не снять, а как-то подойти к нему, разрядить. Я думаю, мы попробуем поговорить немного об ориентировке. Мы вроде уже говорили об этом на той трехдневке, может быть, и много. Но тема заслуживает внимания. И, может быть, сегодня тогда повести речь о границах. То, что касается способности ориентироваться, — это способность различать границы. Термин широкий, но мы попробуем поговорить, что в гештальте мы подразумеваем вместе с этим термином и на что можем здесь, на нашем интенсиве, работая, обращать внимание.
Логично передать дальше. Ага, дальше. А я задумался. Вроде бы уже много раз говорим. Когда говорят про границы, первое, что приходит, — границы между странами: они обозначены. Есть наши физические границы — границы кожи; вот это граница меня. Но и то не всегда осознается и чувствуется. Есть наши ментальные границы — представления о своих границах. В эти границы входит очень многое: наши ценности, предпочтения. Мы можем говорить о границе как о линии, отделяющей что-то от чего-то. В гештальте есть термин граница контакта, гештальтисты его знают: граница с одной стороны отделяет, а с другой объединяет. Это то, что касается людей. Я — не кто-то другой, мы различаемся, между нами есть граница, и там, где мы можем встретиться, — как раз граница. Но при этом это то, что нас различает. Эти границы не видны: это наше представление о себе и о своих границах. И на границе контакта, когда мы подходим и сталкиваемся, возникают разные переживания и чувства.
Прежде чем пояснять, обозначу, что именно мы разделяем, когда ведем речь о психологии. Что нам надо различать? Из самых простых вещей — интенсив и неинтенсив. Те, кто в нашем пространстве: терапевты, клиенты, супервизоры, а еще каким-то образом могут принадлежать родственники терапевтов, клиентов и супервизоров. Наши и не наши. Родственники вроде включены, но не участники. Вот сейчас народ на свадьбу приедет — это будут явно не наши. И вообще-то важно для безопасности различать: человек на интенсиве или вне его. Хотя если брать большие границы — этого места, региона, страны, — то они наши. Но в том, как мы подходим и по целям, которые здесь ставятся, есть разница. Наши и не наши можно провести и по группе: вот вы здесь в определенной группе — это наши; кто туда не входит — не наши. Действия, где мы хоть как-то замечаем других людей, связаны с восстановлением более широких связей друг с другом. Есть у нас супружеские пары в разных группах — им обсуждать «наши или не наши» сложнее. Кто-то приехал своей учебной группой — у них другая граница: «наша группа учебная, остальные — не наши».
Что включает понятие «наши или не наши»? Какое-то особенное отношение. Какое — обычно никто не выясняет, это разделение часто конклюентное, размытое. Чем отличаются наши от не наших? Есть масса экспериментов в социальной психологии: незнакомым людям предлагали оценить других людей, говорили: эти — в вашей команде, а эти — не в вашей. Оценки выше ставили тем, кто «наш», хотя не знали ни тех, ни других. То есть это способ справиться с тревогой или неизвестностью, ограничить круг людей, на которых ты ориентируешься, чтобы понять, где ты находишься. Данил Штерн использует термин «интерсубъективное поле», я бы сказал — «интерсубъектное поле»: когда есть люди, с которыми ты взаимодействуешь, нам по природе нужно как-то в них ориентироваться. Если их слишком много — ориентироваться сложно. Пойди угадай настроение толпы. Когда ограничил круг — продиагностироваться и ориентироваться попроще.
Еще про разделяющие границы — границы контекста. Какие у нас контексты? Лекция — событие с определенным стилем взаимодействия. Потом будет группа — там другой стиль. Потом индивидуальная терапия, супервизия или работа тройки — еще другой. Это разные пространства, подразумевающие разное поведение и переживания. Их просто отличить, они по времени разделены. Но есть контексты, которые различаются сложнее. Мы тут в отношениях терапевта и клиента на терапии, а потом идем на волейбольную площадку — и мы игроки в волейбол. А, может быть, одновременно терапевт и клиент? Как себя вести? Другой контекст, разграничить не всегда легко. Хорошее место поорать на примера, мячиком в него кинуть, ну хоть пас дать. На группе это вроде не по контексту. Мы включены в различные отношения. Интенсив идет уже шестнадцатый год, и когда будем майки вручать, обнаружите, как давно люди присутствуют на этом мероприятии. Есть длительные отношения: мы встречаемся в этом пространстве, когда-то что-то происходило, и это остается частью опыта и отношений. Контекст из прошлого притягивается сюда. Невозможно просто сказать: тогда было одно, а теперь другое. Можно говорить сколько угодно, но опыт все равно присутствует. И вне интенсива опыт тоже сюда втягивается.
Мы стараемся вносить ясность в границы. Как ты сейчас присутствуешь: как игрок в волейбол, как тренер, как терапевт или как клиент? Не дал пас своему клиенту в волейболе — придет он на терапию и сидит, молчит. Ты спрашиваешь: чего? А он — ничего, настроения нет. Можно легко сориентироваться: «Ты сейчас кто?» — «Конь в пальто». Если обиделся. Или скажет: «Я сейчас клиент». Тогда понятно. «А ты кто?» — «А я сейчас игрок из одной команды в волейбол». Совсем разные переживания. Это легко собрать, если ты сам понимаешь, кто ты сейчас и где ты сейчас. Не всегда и сам понимаешь, в какой роли оказываешься или какие переживания тебя догоняют. Мы тратим большую часть энергии и времени работы, и времени размышлений, чтобы эту ориентировку проделать: а кто я такой? кто рядом со мной? что они чувствуют? что я чувствую? почему они это чувствуют? почему я чувствую это?
Мы встали, обнаружили других людей — чувства поменялись. Это и есть ориентировка: когда я вижу других людей, я чувствую вот это; делаю еще действие — опять меняется. Самое интересное, эта работа все равно происходит. Даже если вы не подходите, сидите один: вы все равно смотрите и делаете эту работу внутри. Не подходя, делаешь работу и с собой, и за людей. И еще забавны эффекты поля — человеческого, да и не только человеческого. Мы всегда реагируем на других людей. Те, кто давно в дистанции, знают этот термин: «поле работает». Что он означает — никто не знает, но он у нас живет.
Сейчас может звучать так, будто бы лучше оставаться в постоянных контекстах, и это лучший вариант. Чтобы какие-то процессы завершились, конечно, контекст сохранять полезно. Но это роскошь: в жизни контексты не сохраняются постоянно, мы все время меняемся, и мы учимся реагировать в разных контекстах — реагировать из того, который здесь случается. Сделать так, чтобы контексты были постоянными, невозможно, уехали — стало сложнее. Главное — не перепутать, откуда у вас какие переживания. Завершается наш день, процесс группы, люди как-то размещают, говорят. Лучше размещать в том месте, где это возникает. Получил поддержку в процессе группы — и если с терапевтом что-то, в том контексте как-то не получается, туда и решать. Вопрос про своих близких и родственников с которыми сложности — здесь можно получить поддержку, но решать все равно придется там, в том контексте. Звучит это не как «не меняйте, не выезжайте», а как «выезжайте, просто будет сложнее»: появляется запутанность реакций — на кого я реагирую и на что. В группе можно найти кого-то, кто на кого-то похож, и чуть больше про себя понять, но это не решает ситуацию: разбираться придется с супругом там, или — не придется, или лучше здесь никого не искать. Это тоже про разную контекстность.
На что мы ориентируемся в терапевтическом пространстве? Примерно на следующее. С одной стороны, на собственные переживания и ощущения — телесный процесс, тело, ощущения внутри. Это одно из первых направлений, которые мы диагностируем, когда ориентируемся: находясь где-то, что я ощущаю. Затем к телесному прикладывается то, что я чувствую — психологическая реальность. И она уже завязана на других людей. Второй аспект — кто вокруг меня. Два основных момента: что я ощущаю и чувствую здесь и сейчас, и кто вокруг меня. Вопрос «кто вокруг меня» включает: что чувствуют другие люди. Это более сложный компонент, он требует особенного внимания. Согласно нейробиологическим исследованиям, мы эти вещи считываем подсознательно: есть так называемые зеркальные нейроны, которые возбуждаются, когда мы видим действия другого человека. За счет этих нейронов происходит эмпатия и ощущение другого, социальный аспект. Мы все равно ощущаем что-то от других людей и автоматически это считываем. Но для ориентировки, для осознавания нужно еще и посмотреть, чтобы отделить: это я чувствую, а это — они, а я как-то реагирую на них. Для реальной ориентировки нужны действия. Психологическая реальность связана с нашим восприятием себя, с нашими психологическими границами, а здесь все гораздо сложнее. Даже с физическими границами не все просто.
Разные переживания, разные реакции — это наше представление о себе. Вы заходите в группу, и у вас нарушается граница: человек выходит и занимает много пространства, или не выходит, а просто долго говорит о себе — занимает пространство. Вы злитесь. Он нарушает ваши границы. Ваши ли? Злость — как реакция на восстановление границ — понятна. Но в этом месте есть несколько аспектов. «Я сильно злюсь: он занимает пространство». А кто сказал, что это ваши границы? Можно тихо злиться. Можно думать о себе как о ребенке — все его границы, он как газ занимает весь предоставленный объем. Это ребенок. Как только вы пытаетесь довести газ до формы, которая будет видна, — довести до твердых границ, — возникает противодействие: злость, давление газа увеличивается. Понравилась метафора. Довести до твердого тела — до реальных границ, не фантазий о них.
Злость для нас часто показатель ощущения нарушенных или размытых границ, когда теряется различение «мое — не мое», когда вдруг кто-то влез и сделал то, что вы не хотели, или заставил вас делать то, что вы не хотели. Возникает злость, часто ненаправленная: раздражение существует, кто угодно подставится — и все туда, потому что напряжение высокое. Проходит оно, когда это проясняется. Можно долго орать на людей, которые повели себя «не так», но это не помогает. Помогает разделение: вот это мое чувство, а это — не мое; это мое мнение, а это — его мнение; это то, как я вижу ситуацию, а это — то, как он видит. У нас у всех разное ощущение «проломленных» границ. Если есть его мнение, а все остальное «неправильно», то я должен свое убрать; или я так чувствую, что мое мнение не имеет значения; или мне так говорят. И снова вопрос: действительно ли я так чувствую, или мне так говорят? Это и будет разграничение: мое или не мое.
Встреча с разностью — достаточно сложная вещь. Я встречаюсь с разностью — тогда мне нужно переделывать себя или переделывать другого. Есть идея: «каждый по-своему прав». А по-моему — нет. Как-то своей обходиться, сохранить свои границы, когда я вижу другого — другим. Это одна из важных и непростых работ, которой мы в гештальте учимся: если у меня есть мое мнение, а у другого — другое, не обязательно друг друга убеждать. Опыт «это мы вместе — это наше, а вот это — не наше» часто предполагает, что у нас должно быть одно одинаковое представление. Как только появляется другое мнение, и если мне сложно отстаивать границы, я воспринимаю другое мнение как то, с чем я должен соглашаться — меня «переделывают». Возникает злость: человек так думает, а ощущение, что он вторгается в мои границы, входит с другими ценностями. В культуре часто принято: чтобы договориться, надо иметь одно мнение на двоих. Поэтому, если кто-то говорит что-то, с чем я не согласен, я будто бы должен согласиться и тоже так думать. А если не принимать — тогда зачем нам быть рядом? Как быть с разностью? Что происходит с ней, когда сталкиваемся?
Есть понятие близости — довольно простое: быть разными и быть вместе. Понятно, что сейчас опыт близости не очень доступен в нашем процессе — рано. Ну как сказать... Лучше способ: будь один — всегда помнишь. Вспомни, в какой тройке был. Изменились ощущения? Изменились. У меня у всех будет сказать первый раз: «Я поменялся, я тебя не узнаю. Я сейчас был — всех близких не узнаю». Выжил? Не торопись. Надо начинать все заново после выхождения. Уедешь... Шутки шутками, но если не замечать маленькие изменения, то они накапливаются в большие, и уже «кто это?» Десять лет вместе — и «кто это?»
Сколько там времени? Семь минут. Ну что, вопросы, комментарии, пожелания? Расходитесь. Какие-то невербальные аплодисменты. Ну помните, никому не нужен теперь.
