Гештальт-лекторийЛекция из Гештальт-Лектория: 7.
Хломов Данила.
Развитие гештальт-сообщества как социальный проект.
20-я конференция МГИ.
Москва.
2011.
О тексте Данный текст является «сырой» транскрибированной версией данного аудио. Создан с использованием автоматизированных инструментов расшифровки, поэтому возможны неточности и ошибки. Текст предназначен исключительно для общего ознакомления с содержанием аудиозаписи и не заменяет оригинальное выступление. Обработанную с помощью ИИ лекцию вы можете прочитать по ссылке 7.
Хломов Данила.
Развитие гештальт-сообщества как социальный проект.
20-я конференция МГИ.
Москва.
2011.
Тогда, ну, я тоже сяду, потому что что-то стоять сложно. И, может быть, проще будет рассказать так. Тема лекции, которая была обозначена, это развитие гештальт-сообщества как социальной практики. Ну, с самого начала, как, собственно, начала возникать вот эта тема, связанная с гештальт-терапией в моей жизни, я в силу, ну, своего образования, потому что я психолог и, соответственно, себя идентифицировал как бы в двух направлениях психологии. С одной стороны, это как медицинская психология, патопсихология, и с другой стороны, как социальный психолог. И поэтому с самого начала я этот проект, ну, как-то рассматривал, наблюдал именно как определенный социальный проект. Социальный проект, который был связан с тем, чтобы, ну, как-то развить нишу для определенной специальности, для определенного вида деятельности, который, в общем-то, на момент начала развития вот этого процесса, то есть, соответственно, в девяностых году только-только начинало организовываться. Вообще, ну, первая независимая ассоциация – это общество психологов-практиков. Вот, как раз тоже там обсуждали долго, как его лучше назвать – общество психологов-практиков или общество практикующих психологов. Вот у нас поэтому сейчас общество практикующих психологов. Вот название. Было организовано в восемьдесят шестом году. То есть, как только появилась возможность организовывать какие-то независимые такие ассоциации, независимое социальное объединение, собственно, вот мы и организовались. И это была довольно большая группа людей, и были включены разные-разные психологические направления. Ну, естественно, как группа людей. То есть, эта инициативная группа, это было человек, наверное, десять, что-то около того. Вот. Но в целом данной специальности, в общем, как-то совсем на наших просторах еще не было. Собственно, то, что относилось к психотерапевтической работе психологической, только-только начинало развиваться. Ну, группы, вот, собственно, групповая терапия, имела тоже к этому моменту небольшую историю. То есть, где-то лет, наверное, восемь-десять существовало. Потому что вначале начались группы больше тренингового типа в Москве и больше терапевтического типа в Питере. Это было где-то приблизительно в одно и то же время, то есть, в семьдесят восьмой, наверное. Да, в семьдесят восьмой год, что-то вроде. Вот. И, в общем, ну, какой-то общий психологический ландшафт в нашей стране, тогда, в Советском Союзе, был как-то особенно непредставлен. Поэтому, соответственно, была предположительно определенная ниша, и поскольку, в общем, страна скорее двигалась в сторону таких западных ориентиров и западного образа жизни, то, соответственно, неизбежно при развитии общества возникала потребность, которая каким-то образом, ну, по тем временам довольно бурно закрывалась разными, ну, таким вот расцветом экстрасенсорики, расцветом разных оккультных направлений и так далее, и так далее. Но, в принципе, потребности общества уже определенные существовало. И тогда стал вопрос о том, как лучше развивать вот эту специальность. Ну, так, чисто теоретически. Потому что уж больно она особенная. Ну, впоследствии позже были обозначены уже какие-то координаты психотерапии как независимой творческой специальности. Но, по сути, вот в том, как я себя представлял и представляю до сих пор, психологическая практика – это поддержка индивидуальности. Поддержка индивидуальности, идентичности человека. Ну, и здесь, в общем, с одной стороны, оказывается масса всяких структур, которые давят на человека с тем, чтобы, ну, заменить его собственные личные какие-то принятые идеи, какие-то принятые ценности, вообще его собственные мысли, чтобы заменить их определенными интроектами. Ну, то есть определенными программами, которые скорее нужны обществу, ну, или семье, или роду, или какой-нибудь политической партии, или еще кому-то с одной стороны. А с другой стороны, в общем, кто мог поддержать какую-то индивидуальность человека при этом давлении? Ну, в общем-то, и оказывается как раз психолог, с которым этот человек может иметь разговоры, если этот психолог не включен в какую-то систему, которая бы пыталась что-нибудь продать, пыталась бы, ну, неангажированный, короче говоря. То есть не тот психолог, который работает, ну, например, от партии, да, ну, какой угодно, даже от прекрасной партии «Единая Россия», и, соответственно, пытается внушить людям мысли. Ну, или от какой-то конфессии, или еще от кого-то. А как раз тем, чтобы человек отделял свои собственные симпатии, вот, даже если есть у него симпатии, вот, перечисленным организациям, ну, от своей работы. То есть в любом случае это поддержка индивидуальности, очень сильная поддержка индивидуальности. Это то, что нам в нашей культуре катастрофически не хватало, потому что в течение многих-многих лет индивидуальность была противопоставлена такому слиянию, соборности. И, соответственно, то, что касается распознавания каких-то индивидуальных чувств, вообще то, что касается какой-то точности восприятия себя, то даже в русском языке эта точность очень небольшая. То есть, ну вот, с чем я сталкивался, даже при моем весьма таком относительном знании английского языка, это то, что на английском языке гораздо легче выразить и описать какие-то свои внутренние состояния, интенсии и так далее, потому что в русском языке просто часто нет соответствующих выражений. То есть нет соответствующих дифференциаций. Ну, например, в наших тестах мы до сих пор не можем перевести разницу между awareness и consciousness. Ну и этого полно. То есть, на самом деле, язык, который мы используем, он очень сильно конфлюентен и вот так же поддерживает человека в его слиянии вот с группой, как бы с микросоциумом и толкает в сторону попыток, ну, найти поддержку в таком виде государства, потому что проще слиться. Вот. И то, что касается социальной роли частно практикующих психологов, мне кажется, что она очень-очень велика. Потому что какое-то время назад термин, который, ну, как-то, конечно, он звучит немножко рисковато, но я попытался как-то ввести, это про претеррористическую личность. То есть того человека, который может осуществить террористический акт. Но, на мой взгляд, это тот человек, который не ходит или никогда не ходил к психотерапевту. Поэтому профилактика вот этого действия, она довольно простая. То есть ходите к частно практикующим психологам. Потому что после того, как вы ходите, вы немножко больше начинаете ценить себя. И вряд ли обнаружится в мире какая-то такая истина, за которую стоило бы платить жизнью. Тем более, что еще неизвестно, примут ли эту плату или нет. То есть ценность индивида, ценность его, ну, как бы частной отдельной жизни очень велика. И поэтому, как мне представляется, наше развитие нашего сообщества, оно, конечно, очень важно для стабильности. В том числе стабильности, действительно, нашего государства. Потому что масса всяких сложностей возникает от многих непродуманных, непрочувствованных решений. Решений, сделанных, соответственно, под влиянием, под воздействием какого-то момента. Вот, поэтому, с моей точки зрения, социальная роль частно практикующего психолога очень велика. Почему я говорю о частной практике? Ну, как я уже сказал, человек может быть неангажирован, если он действительно никем неангажирован. Если мне мою работу не оплачивают какие-то иные структуры, которые хотят, чтобы я проводил жизнь, какие-то одни или другие или третьи идеи. И в этом смысле, если я работаю за те деньги, которые платит страховая компания, что вроде бы является таким большим бонусом во всем мире, на самом деле в этом случае я тогда работаю не на клиента, а на страховую компанию фактически. Потому что моей задачей действительно является, скажем, повысить его устойчивость, повысить его здоровье, вот, собственно, и все. А какой ценой это будет сделано, это не очень существенно. Вот. И в этом смысле, ну, я сторонник вот такого ясного и конкретного найма, когда, соответственно, меня как частно практикующего психолога нанимает другой человек с тем, чтобы вместе со мной разбирать какие-то особенности его психических процессов. Ну да, не моих психических процессов, а его психических процессов. Если мои психические процессы могут оказаться полезны для него, то только ровно настолько, насколько они полезны, они имеют право какое-то вот активное существование. Поэтому еще один важный момент, который часто люди путают вот в гиштар-терапии. Ну, многие люди, которые пытаются распознать гиштар-терапию, ну, так глубоко
Связанное со свободой мысли. Ну, вообще, если в русском языке старом, то было такое слово вольнодумство. Но вот очень важно различать вольнодумство и ничем неограниченную свободу действия. То есть как раз речь идет о поддержке именно вольнодумства. И поэтому тоже из тех идей, которые были для меня важны с самого начала, потом я ее для себя как-то сформулировал, и в какой-то момент, когда меня люди спросили, ну а как быть лоялен вот этому сообществу? Единственный ответ, который у меня на этот вопрос есть, он следующий, что это иметь свою точку зрения. Не обязательно, чтобы она совпадала, не обязательно, чтобы она противоположной была, но иметь свою точку зрения. А если можешь ее высказать, связано, вообще это уже прекрасно. Ну и просто аплодировать хочется, если еще можешь услышать другие точки зрения. Не надо их разделять, просто услышать. Хотя бы так. И в этом смысле это тоже получается такое антисектанство. То есть когда по возможности удается избежать вот этого самого интеллектуального насилия. Дальше то, что касается сообщества. Понятное дело, что очень важно для основы сообщества язык. И в общем мы все объединены вот этой кирилличной тайной написью, которая была в свое время придумана, чтобы эти самые римские люди, знающие соответственно латы, не могли бы читать разные письмена, которые вот такой тайной письмой делаются. И очень важно, что у нас действительно, что мы объединены вот этим самым русским языком. Ну просто мы можем хоть как-то себя понимать. Я очень, ну как сказать, очень заметил вот пользу что ли этого, вот сравнивая нашу конференцию и европейскую конференцию. Потому что конечно в европейской конференции масса сложностей из-за того, что все говорят в общем на чужом для них английском языке, который кто-то знает лучше, кто-то хуже. Но много народу. Ну например там часть французов, часть итальянцев, часть немцев демонстративно не знают этот мерзкий язык. То есть в принципе вот это вот большая проблема конечно языковая. Потому что вот на конференции, и учите еще одной ассоциации, такой проблемы нет, потому что основной состав там американский. И опять-таки для них английский родной и все нормально. А то что касается языка, это конечно очень важная вещь, что у нас есть язык. И сейчас довольно много обратных связей из самых разных стран по поводу того, что действительно психотерапия на русском языке оказывается вполне спрошенной. Про то, что определенным образом организован там ментальный мир человека. Вот тут был хороший рассказ про то, как соответственно психологу в израильской армии направили там молодого человека. Я думаю вы его встречали, который соответственно попросил нарисовать какое-то животное. А тот нарисовал значит катар-педье. Окрутодерево. Прикованного к дереву. И соответственно дальше этот самый офицер психологической службы долго пытался понять, почему такие суицидальные, вообще какие-то жестокие интерпретации у человека. Что это за персонаж? А тот пытался объяснить, что на левую сказку говорили. Там чудица, там ящик вроде. То есть в общем вот эти культурные основания, они вполне ясны. И они тем не менее являются почвами для большой группы людей. И они находят свое выражение в нашей деятельности. Дальше. То, что касается тоже нашей деятельности очень важно. Это то, что эта деятельность творческая. Но соответственно если она творческая, то ее нельзя программировать. Это еще один аргумент против какого-то государственного регулирования. Потому что как во всякой творческой организации, ну конечно мы можем создать процедуры, которые позволяют подготовить человека к тому, чтобы ну например писать стихи. Но будет ли он этим заниматься или нет, и будут ли у него хорошие стихи, Пушкина штамповать как-то не получается. Не та это деятельность. То же самое относится к деятельности воспитания, обучения людей в области художественного творчества и так далее. И поэтому особенностью наших программ является то, что и это кстати большая разница между нашими и зарубежными программами. Потому что у нас оказывается важна вот та же свобода, чтобы человек, вот если ему это нравится и у него получается частная практика, ну и отлично он бы этим и занимался. Не нравится и не получается, но ничего страшного, можно заниматься чем-то еще. И когда мы обсуждали про это, беседовали вот с коллегами, ну например с Жаном Мариерабином, я вот у него спрашиваю, ну а сколько после окончания программ у вас во Франции, например, людей работает в психотерапевтах? Он говорит, ну как такой вопрос может быть? Ну все 100% все должны работать. Но это же не так. На самом деле всегда есть какой-то реальный выход. А если мы сделаем 100%, то у нас будет дикое количество псевдо Пушкина. То есть таких, ну с дипломами, что я Пушкин. Вот. А в общем совсем не таких. Мне кажется, что во многом вот такой подход, он на самом деле, ну сильно тормозит развитие вот психотерапии в западных странах, вот гештальтерапии. У нас же это оказалось вот противоположное. То есть подход такой творческий оказался, конечно, очень полезным. Дальше. То, что касается, наверное, некоторых, ну вот важных идей, по поводу которых мы буквально там несколько дней назад у меня, или даже вчера-позавчера вот был как раз разговор с Аней Волощук по поводу стандартов супервизионных. Ну что стандарты очень важны, конечно, но вот какие-то процедуры контрольные, ну я против этого. То есть важно, чтобы у нас были стандарты прописанные и важно, чтобы мы, ну не кого-то вот тестировали, проверяли, они супервизоры или нет. А наоборот, посмотрели тех, кто работает, тех, кто ходит. То есть тем, чтобы у нас была процедура распознавания вместо аттестации. И это вот моя идея, из-за которой я рассорился в свое время с ЕГТ тоже. Потому что я пытался долго объяснить, что вот как раз я совершенно за стандарты, но против процедуры. То есть для меня важна именно суть, важна именно процедура распознавания. То есть важно сказать человеку не то, что нет, ты вот не годишься в качестве такого-то и такого-то. Это очень легко. Всегда можно выгнать и найти какие-нибудь вещи. А для меня важнее сказать, что ну ты что-то годишься, что ты делаешь, да? Ну то есть реально обозначить те действия, которые есть. И в этом смысле реально обозначать форму работы, реально обозначать какие-то цели в этой работе. Ну понятно, что язык это инструмент. И понятно, что сразу четко обозначить что-то не удается. Поэтому надо это делать постепенно. Это все требует времени. Но мне кажется, что вот эта работа, поставленная именно в сторону распознавания, вот она является наиболее предпочтительной. И в этом смысле вот здесь была речь про отношения с другими организациями. Ну вообще вот эта вот работа по созданию общественной организации, это реально большая работа. И то, чего я говорил, ну это реально совершенно вопросы, связанные с поддержкой, вопросы, связанные с тем, чтобы разбирать какие-то жалобы, вопросы, связанные с тем, чтобы придумывать, а как вообще построить правильно вот этот фонд, а как должно быть организовано у нас какое-то вот это вот анархическое управление. Для меня это анархическое управление может быть организовано одним способом, когда просто в течение какой-то жизни мы определяем правила, по которым нужно двигаться. И когда всем руководит, ну не какой-то авторитет, который говорит, иди направо или иди налево, а потом соответственно идет борьба за этот пост, кто будет лучше всех говорить направо или налево, а когда описаны какие-то правила. Причем эти правила это не то, что повод для того, чтобы кого-то наказать, прищучить, оштрафовать, а просто знак для человека, то есть который видит вот эту какую-то определенную разметку и знает, что просто если он ее нарушает как-то, то он берет ответственность, ну в общем за очень многие последствия. И с него, да, можно это обсудить, а чем ты думал, когда вот так поступил. То есть просто с тем, чтобы, ну скорее способ привести в сознание, вот, коллегу, если нарушаются какие-то вещи. Вот. Мне кажется, что это очень-очень важная история. И я как раз надеюсь, что те наработки-то, которые есть у нас и которые, надеюсь, еще будут, потому что будем мы как-то двигать, удастся с кем-то разделить. Каким способом разделить, я не знаю. То есть это надо просто вместе думать. В общем, то, что касается, ну какого-то развития организации, какого-то ее продвижения, это, ну достаточно большая, правда, работа. И работа, в которой хорошая форма не находится сразу. А сначала там как-то вот, вроде так, потом чуть по-другому, потом еще, потом еще. И в настоящий момент та форма, которая у нас сложилась, это просто описание того, что есть. Следующее. У нас есть общество практикующихЕженедельная психологическая онлайн-группа. Длительность встречи 1 час 30 минут. Открыта запись в группы: вторник 9:00, 16:00, 19:00; среда 15:00. Старт с сентября 2025
|
![]() |