Переходим к лекции. В силу того, что Даниил сегодня не очень с голосом, мы переставили занятия, и лекцию читает Лена Третьевская. Я попробую говорить о теоретическом поле гештальтерапии, понимая, что это всегда риск персональной сборки: у каждого она своя. Я расскажу о своей, чтобы побудить вас поразмышлять и собрать свою — чтобы это отразилось в вашей личной философии и в понимании того, что вы делаете, опираясь на теорию гештальтерапии. Когда я смотрела название конференции «Гештальт или не гештальт», я подумала, что прежде чем от чего-то отказываться, неплохо бы это знать. Отказаться мы всегда успеем, но хорошо бы знать, что именно есть здесь, в гештальтерапии. Поэтому для меня основной фокус — связанность с концепцией.
Если говорить о ядре и поле, то ядро — это характеристики структуры, а поле — то, что находится в развитии. Поле всегда актуально, является результатом взаимосвязанных многоценных факторов, каждый из которых определяет его развитие, принадлежит полю и подчиняется его законам. Поле — это пространство, заряженное силовыми линиями, напряжёнными темами, побудительными ситуациями, это всегда недовершённость, требующая завершения и оставляющая вопросы. Поле — то, что движется, то, что современно нам, постоянно актуально и так или иначе выталкивает из фона фигуры в форме вопросов, которые нужно решать.
Когда я рассказываю, что такое теория гештальтерапии, я часто говорю о метафоре зала, в который никак не могла попасть Алиса в «Стране чудес», заглядывая в разные двери: то съесть пирожок, то выпить бутылёк, то откуда-то взять билет. Через какую бы дверь мы ни вошли, мы попадаем в одно и то же теоретическое единство — целостность, холистичность и взаимосвязанность базовых концепций гештальтерапии. В этом для меня магическая встроенность теории: она процессуальна, опирается на неопределённость и одновременно творческая, потому что находится в постоянном развитии. Нельзя сказать, что теория была однажды сделана и застыла. Пересматривая известные базовые концепции в контексте сегодняшнего дня, мы видим, как они обретают новые смыслы. Новое рождается из соотношения фигуры и фона. В этом есть соблазн самовольства — можно пытаться изобрести искусственное, но гештальтерапия, опираясь на философию реализма, базируется на материальных принципах построения мира: в мире уже всё есть, и каждый новый момент связывает это «всё» новым способом, выталкивая новые фигуры — вопросы, проблемы, заряженные энергией темы. Из жизни сообщества они попадают в групповое сознание: вызовы общества нашему профессиональному сообществу побуждают формироваться целым «армиям» терапевтов, работающих с зависимостями, отвечать на новую волну нарциссизма, осваивать работу с пограничной ситуацией и так далее. То, что происходит в мире, отражается в жизни профессионального сообщества.
Когда я говорю про профессиональное поле гештальтерапии, я имею в виду пространство, которое, как огромная динамическая группа, отражает воздействия всего, что происходит в общественном, политическом, экономическом сознании. Психотерапевты не оторваны от людей, которые просто живут в миру; они работают с ними. Поэтому важно смотреть новые фильмы и постановки, слушать политические эфиры, видеть, как обращаются с границами стран, народностей, национальных единств. В душе каждого происходит то же самое: человек пытается обрести идентичность и целостность. Психотерапевтическое пространство — это специально созданное место, где можно замедлиться и прислушаться, чтобы понять, через какие механизмы мы обретаем эту идентичность и где разрывы в этом процессе можно подстроить.
Если говорить о характеристиках поля гештальтерапии, это связанность, конкретность, актуальность, процессуальность, опора на время и здесь-и-теперь. Введение представления о том, как «всё связано», в теоретическое поле гештальтерапии, для меня связано с именем Курта Левина и теорией поля. На рубеже XX века сменилась психологическая парадигма: ассоциативная психология уступила гештальтпсихологии. Познание сущности явления, идущее от Аристотеля и приводящее к бесконечным «почему», на чём строился психоанализ, уступило место, как говорил Левин, «галилеевскому» способу мышления — познанию сущности через понимание актуального механизма взаимосвязей явления с целым. Это и есть актуальное поле — постоянно существующее, дрожащее, колеблющееся, развивающееся.
Часто теорию гештальтерапии преподносят как перечисление тем: границы контакта, цикл контакта, механизмы прерывания, философские основания, Self и то, что мы называем «я», высказывание Перлза о том, что «то, что внутри, — биология, а снаружи — география», агрессия, сопротивление и так далее. Но как это взаимовлияет? Я хочу показать связность — по крайней мере, как она складывается у меня.
То, что внутри, — биология, то, что снаружи, — география. Встреча организма и окружающей среды — это граница встречи, то есть то место, где рождаются психологические феномены, где возникает «я». Линия контакта равна границе, равна процессу, и это то же, что Ego-функция. Если посмотреть на это на простой кривой, становится видно: это кривая контакта, известная по работам школы учеников Исидора Фрома, где через две оси — энергии и времени — описана кривая нормального распределения из четырёх фаз: предконтакт, контактирование, контакт и постконтакт. Эта кривая и есть та самая линия процесса.
По сути, это индивидуальная мелодия бытия человека: конкретное движение от точки к точке, ритм, который слышится как персональная мелодия. Если обратиться к теории Self как результату работы Ego-функции в едином поле «организм — окружающая среда» (внутри — биология, снаружи — география), то Self, работающий в модальности функции Id, принадлежит биологическим закономерностям, а Self, работающий в модальности функции Personality, принадлежит пространству «географии». Именно из этого внешнего пространства к нам попадают вещи, идеи, желания и вызовы, с которыми мы соотносимся, формируя энергию выбора. Ego-функция, вбирая это, формирует конкретную кривую творческого приспособления.
Алексей Николаевич Леонтьев в «Проблемах развития психики» писал, что психика рождается при встрече потребностей организма с возможностями среды. Курт Левин и Леонтьев, двигаясь примерно в одно время, формулировали близкое: мы движемся, встречаем потребности с возможностями и ограничениями среды и формируем себя в этом процессе. Мы — феномены границы. Ego-функция проявляется именно здесь, на границе, и, что интересно, — дважды: со стороны Id и со стороны Personality. Каждая точка выбора — это усиление бытия, экзистенциальная точка присутствия.
Через эту оптику легко увидеть различие потребностей по Левину — потребности как нужды и потребности как желания, «квазипотребности», приходящие извне. Я не стану углубляться в подробности, важнее связность. Вот базовые связующие узлы: контакт, граница, поле, организм и среда, теория поля Левина и дальше — осознавание и awareness. Что такое awareness? Это возможность заметить себя, очнуться — для того, чтобы при встрече потребностей с возможностями действовать в своих интересах, оставаясь реалистичным и тестируя реальность.
Периодически мы оказываемся неадекватны реальности: выпады эмоций со стороны Id превращают стройную кривую в импульсивные, психотические отреагирования; или мы внезапно устыдились и «выпали» в зону невроза, где функция Personality чрезмерно определяет жизнь. Включаются старые клише и механизмы сопротивления, творческость гаснет. Выравнивание происходит не за счёт внешней морализации «ты поступил неправильно, возвращайся», а через awareness — чувствительность к тому, что происходит со мной в движущемся мире. Я развиваюсь, мир развивается, и единственная опора — чувствительность, позволяющая возвращаться к собственной мелодии бытия. Когда мы берём фальшивую ноту, мы чувствуем стыд; можно ломать рояль, а можно сохранить инструмент и сыграть заново. Наши неудачи и несовершенство делают нас живыми, создают пружину напряжения незавершённой ситуации. Неудача — это напряжение, которое стремится к завершению, если удаётся очнуться и пережить происходящее скорее в зоне любопытства, чем страха.
Мы постоянно находимся между страхом и любопытством. Когда страха много — включаются старые приспособительные механизмы; когда больше любопытства — мы начинаем искать. Когда в жизни слишком много нового, кажется, что это «кто-то другой от нас хочет», и мы переживаем насилие. Творческое приспособление — это чувствительность к себе в постоянно меняющейся человеческой ситуации и чувствительность к ситуации других людей. Реальность мы узнаём от других — для этого нужен диалог. То, что есть «я», я узнаю от другого, потому что у вас о мне больше информации, чем у меня о себе; мы по-разному дифференцируем мир, выделяем разные фигуры из фона, и я могу узнать новое от вас только обращаясь к пространству диалога.
Терапевтическая встреча — это пространство возможного оформления «того, что есть». Важно отнестись к факту собственного существования с некоторой симпатией, а не строить немедленные стратегии «из головы» о том, как стать лучше. Свободы много уже здесь и теперь: если я выбираю сидеть на краешке стула и говорить о своём смущении, это не значит, что надо срочно встать и стать уверенным. Возможно, есть веские основания смущаться и сидеть именно так. Сначала исследовать и обнаружить, а уж затем — менять или оставлять.
Любовь переворачивает все законы. Я знаю человека, который, страдая бронхиальной астмой, фактически выбрал болеть, вместо того чтобы настоять на проветривании квартиры — просто потому, что жена не переносила открытых форточек. Он выбрал не нарушать отношения. Что здесь ценнее — здоровье, отношения, целостность, продуктивность? Для каждого — свой бог, свой способ существования, и мы обретаем его каждый раз в конкретном поиске.
В терапевтическом пространстве существуют перенос и контрперенос, и фигуры избегания. Ключ к фигурам избегания часто обнаруживается в контрпереносе терапевта — в том, что он чувствует, но боится сказать, стыдится, считает неподобающим. Возможно, это чувства клиента, доступ к которым — через переживание терапевта. Когда мы работаем в группе и собираем обратную связь после сессии, отклики участников также дают ключ к фигурам избегания. Мы используем диалог, чтобы оказаться в большем контакте с главным философским принципом гештальтерапии — реализмом: увидеть то, что есть. Феноменология — его опора, а эксперименты — это тесты реальности, а не подтверждение романтических фантазий. «Фальшивые» эксперименты слышны — они не ложатся в чувствительность группы.
Из философских принципов для меня главные — реализм и релятивизм, то есть относительное знание и признание Другого, имеющего право жить и мыслить иначе. Другие принципы — диалектический, принцип скептицизма, единства и борьбы противоположностей — тоже существуют, но для меня они историчны. Важна противоположность линейному детерминизму психоанализа — мы смотрим на актуальный механизм в поле.
Теория ментального метаболизма, мелькнувшая в книге Фредерика Перлза «Эго, голод и агрессия», по сути — теория развития: как мы можем развиваться и где можем останавливаться. Эту линию можно прояснять, обращаясь к истории наших зубов. На программе Жан-Мари Робина к нам приезжал Эдвард Линч, и он предложил упражнение: объединитесь в пары и расскажите друг другу историю своих зубов — как они резались, как вы их теряли, что чувствовали, что вставляли, как чинили и ломали. Когда люди делились, обнаруживалось множество глубоких переживаний. Я говорила Ане Парамошской, стоматологу и нашей киевской коллеге, заканчивавшей третью ступень: «Аня, займись теорией ментального метаболизма — это же здорово». Похоже, что после Перлза этим мало кто занимался, но куда ни кинь — везде интересные области для развития.
Страх, целостность и расщепление — это снова к реализму. Стремиться быть всё время целостными — фантазия; быть всё время расщеплёнными — провоцировать пограничную ситуацию. Развитие требует чередования: позитивная дезинтеграция — интеграция, затем снова дезинтеграция — интеграция, новая точка сборки. Мы движемся как челнок. Даже в понимании феноменологии «я» мы обращаемся к разным реальностям. Если взять кривую контакта, то «я» в области предконтакта — это внутренний мир; «я» в области контактирования — феномен границы в отношениях с другими людьми; «я» в постконтакте — это история о себе. Так мы видим разные феноменологии Self в разных фазах процесса.
Я собиралась читать это в июле и подготовить более связанный текст, но сегодня оказалась в ситуации сборки прямо здесь и теперь, на ваших глазах. Простите великодушно за шероховатости. Я старалась связать что угодно с чем угодно настолько, насколько это возможно в моменте, оставаясь в поле реализма, диалога и творческого приспособления.
